Еще не рассвело. Мокрая метель разбивается о лобовое стекло, вдоль дороги громоздятся сугробы, призраками возникают деревья. В свете фар появляется вдруг заяц­-беляк и, вместо того чтобы убежать, скачет впереди машины по самой дороге: батюшке приходится тормозить, чтоб ушастый не попал под колеса. Мы едем в село Иваново‑Языковка Аткарского района; по субботам священник Георгий Полушкин совершает Божественную литургию там, по воскресеньям — в Ершовке, а в седмичные дни — в Аткарске, в храме Архангела Михаила.

Отцу Георгию уже 41 год, но в сане он совсем недавно — с июля 2020 года. В прошлом у него — срочная служба в армии, контр­террористическая операция в Чечне. Он служил в инженерно­саперном взводе, вместе с товарищами ежедневно проводил инженерную разведку, проверял и освобождал от мин дорогу из Грозного на аэропорт «Северный» и ставил минные поля там, где нужно. Однажды оказался в десяти метрах от случайно разорвавшейся мины — все поражающие осколки пролетели мимо, иначе как чудом это не назовешь.

— Могли ли Вы в то непростое время предполагать, что станете священником?

— Знаете, когда я вернулся домой, у меня была такая мысль: иду в семинарию! Но потом пришла другая мысль: да кому я там нужен?..

— Как сейчас думаете: почему именно тогда Вы этот призыв впервые услышали, хоть и не решились ему следовать?

— Там, на войне, острее чувствуешь, что она есть, твоя земная жизнь — дар, который дается ненадолго.

— Чем же Вы занимались после армии?

— Да чем только не занимался, чтоб семью прокормить…

Выпускник индустриаль­но-педагогиче­ского техникума имени Гагарина, он действительно мастер на все руки, но из всех его умений особенно дороги ему работа по металлу и столярное дело. В 2007 году Юра Полушкин изготовлял ладные, крепкие табуретки и продавал их на местном базаре…

— До сих пор помню этот день: простоял полдня, одну табуретку продал, другую никак никто не берет. И зашел я с этой табуреткой в церковь Михаила Архангела. И остался в ней насовсем. И табуретка тоже осталась, до сих пор там стоит.

Воцерковление от рукоположения отделили почти тринадцать лет. Сначала просто прихожанин, потом алтарник, потом… Потом оказалось, что священников в Аткарском благочинии остро не хватает.

— Отец Виталий Соболевский спросил меня: ну что, хочешь быть дьяконом? И я ответил: хочу.

Прапрадед и трижды «пра»­дед моего собеседника были священниками. Прапрадед, Михаил Дмитриевич Световидов, окормлял наших воинов на фронте Первой мировой. Вероятно, священническая династия была прервана революцией… чтоб возобновиться через три поколения.

Для Марины, супруги отца Георгия, выбор ее мужа был полной и ошеломляющей неожиданностью, но она приняла его и сразу стала деятельной помощницей супруга­-священника: сейчас она самостоятельно осваивает церковный обиход, и вот сегодня ей предстоит петь Литургию в Иваново‑Языковке.

Мы приехали: в рассветном сумраке, в белых штрихах метели — старинный, похожий на корабль храм Воскресения Христова, построенный в 1833 году тщанием помещика Алексея Карпова. Село же по меньшей мере на сто лет старше своего храма: оно было основано в начале XVIII века и получило свое название, скорее всего, от фамилии основателя и первого владельца.

Но это сейчас языковский храм выглядит вот так — белый корабль — а совсем недавно это была одна из тысяч разоренных и заброшенных русских церквей — без дверей, окон и крыши. Пока существовал колхоз, в стенах храма хранили зерно, потом хранить стало нечего…

Вот что рассказала нам Нина Михайловна Бульвенко, староста прихода:

— Здесь, в Иваново‑Язы­ковке, прошли мои школьные годы, я жила у бабушки с дедушкой. В церкви хранили зерно, а на стенах сохранялись еще изумительные росписи — не знаю, есть ли такие где­то сейчас. В селе жили еще бабушки, которые знали службу, умели петь, читать Псалтирь. По праздникам народ собирался там, где кресты — на кладбище. Как они пели, эти бабушки! Мы сами стараемся, учимся петь в церкви, но мы так уже не споем. Конечно, это западало в сердце… В 2000 году, когда я решила вернуться в Языковку, бабушек этих не было уже в живых, и росписей не было — стены в копоти, внутри полно всякого мусора и хлама, дверей нет, свободно заходят коровы, козы, собаки. Я была уже верующим человеком и не могла спокойно это видеть. И вот, съездили мы в епархию, обратились к секретарю — отцу Евфимию (архимандрит Евфимий (Митрюков) ныне служит в Симбирской епархии. — Ред.), зарегистрировали приход и взялись за очистку храма от мусора и битого кирпича. Нам дали трактор с тележкой, и мы трудились вместе, десять или двенадцать женщин. Вскоре к нам прислали батюшку — отца Сергия Вершкова. Он поначалу служил в сельсовете, в актовом зале. А потом начались богослужения в храме, хотя — бывало так, что по храму метель гуляла, окон­то не было. Наконец наши мужчины вставили окна.

Главным жертвователем возрождаемого храма стал саратовский предприниматель Федор Илькевич; немалую помощь оказали заслуженный строитель России Вячеслав Жиляев и глава учебно­опытного хозяйства «Муммовское» Дмитрий Ворников. В апреле 2012 года митрополит Саратовский и Вольский Лонгин совершил Великое освящение возрожденного храма в Иваново‑Языковке. Старожилы плакали: им не верилось, что рыжая развалина, возле которой они жили столько лет, к которой они привыкли, может вновь стать красавцем­храмом.

И вот мы в нем, большом, с высоким сводом, холодном пока — батареи не могут прогреть это пространство — но, безусловно, живом. Прихожане пробираются к церкви по сугробам; дверь открывается, впуская метель, веник у порога переходит из рук в руки. Знакомимся с Евдокией Подлесновой, свечницей, с ее сыном Николаем — алтарником, студентом техникума, с Галиной, Еленой… Пока не началась служба, выхожу наружу сфотографировать храм и вижу прихожанку с палочкой: из­за больных ног ей очень трудно одолеть ступени паперти. Она просит помощи, но даже с этой помощью взбирается едва­едва… И я думаю: насколько же нужен этому человеку храм, если он идет в него по таким снегам, в такую погоду.

Мое внимание привлекает большой образ Богоматери — Казанский, не совсем обычный, написанный, может быть, неискушенным художником, но пронзительный и трагический. Нина Михайловна рассказывает его историю:

— Скорее всего, икона находилась в храме до того, как храм разорили. В 50‑х годах мой ровесник, друг моего детства Ваня Никифоров нашел ее в чулане нежилой полуразрушенной избы, где дети играли…

Конечно, я тут же прошу у Нины Михайловны телефон друга ее детства и звоню Ивану Васильевичу:

— Да, это произошло в 1957 году, мне было семь лет. Я точно не знаю, кто жил раньше в этой избе — слышал, что дядя Вася, по­уличному Сабин, а как по паспорту — тоже не знаю, слишком давно все это было. У нас семья была верующая, и я сам верующий всю жизнь, и тогда я, хоть и маленький был, не мог оставить икону в этом чулане пропадать. Она тяжелая была для меня, но я ее вытащил оттуда, на салазках привез домой. Позднее мама отдала ее своей сестре, моей тете Нюре, а она была из тех наших женщин, которые знали службу, читали Псалтирь над покойниками, пели духовные стихи. После смерти тети Нюры я еще раз нашел эту икону в чулане — у ее родственников. Они отдали ее мне, и я отвез ее к себе домой в Саратов. Она долго стояла у меня, и все, кто приходил к нам в гости, удивлялись ее красоте. Хотя она была темная тогда, гораздо темнее, чем сейчас. Когда в Иваново‑Языковке восстановили церковь, я отдал икону туда; и там она становилась все светлее и светлее…

Нина Михайловна тоже утверждает, что икона Богоматери чудесным образом обновилась:

— Вот всех этих деталей совсем не было видно, рассмотреть можно было только лики — Ее и Младенца. И обновляться она начала не сразу, а примерно через год после того, как оказалась в храме…

После богослужения — традиционная трапеза с дивным тыквенным пирогом, творением прихожанки Галины. Да, не хочется расставаться, да, очень хочется приехать весной, на Пасху, летом… Но так бывает всегда, когда приезжаешь на сельский приход, живой, живущий, молящийся и трудящийся вопреки всему.

Вспоминаю слова Ивана Васильевича Никифорова: «Когда я приезжаю в Иваново‑Языковку, когда передо мною разворачивается панорама села с белым храмом — я всегда кланяюсь со слезами». Возрожденный храм просветляет образ русского села. Он дарит надежду. От нее, наверное, и слезы — знак того, что душа жива.

Газета «Православная вера», № 03 (671), февраль 2021 г.

Просмотрено (54) раз